Петр Киле - Телестерион [Сборник сюит]

                С е р о в
Мне кажется, я только что вернулся
Из Греции; жара и море в дымке
Жемчужной, сизо-голубой, — нет, там
Все резче, чище, ярче, как весной…
Иль краски юга проступают в небе
И в водах серых северного края,
Как живопись эпохи Возрожденья
Преображала мир вокруг, и зренье
Столь чутко к красоте и форм, и красок
Природы и искусства, что творить,
Как будто нет уж сил, одна отрада
Бродить беспечно, ехать в экипаже —
С душистой розой, забывая все,
Вне времени, вне жизни современной,
Ведь там нет дела до нее, как здесь,
Где сердце отзывается, как эхо,
На всякий звук, мучительный иль чистый, —
Все больно, да куда же с ним и деться.
       (Выходит на балкон.)
Акрополь, Парфенон — совсем иное
Увидеть наяву. Какое счастье!
Хотя в обломках, красота нетленна,
И будто не прошли тысячелетья
В жестоких распрях, в войнах бесконечных, —
Все стало прахом, кроме красоты.
И тут известье о разгоне Думы,
Второй уже, и весь кошмар российский
Вновь втиснут в грудь.

     О л ь г а  Ф е д о р о в н а
                                          Уединившись,
Разговорился сам с собой, молчун?

                С е р о в
Немой и то мычит о чем-то в ярости.

      О л ь г а  Ф е д о р о в н а
Да нет, ты не молчун, я знаю. Как же,
С Коровиным — его заговоришь…

                С е р о в
С Шаляпиным — его перепою…

      О л ь г а  Ф е д о р о в н а
Но первым и о пустяках — такое
Все замечают за тобой впервые.
Ты весел, хорошо; успех огромный
На Римской выставке и в Лондоне, —
Прекрасно!

                 С е р о в
                      Можно подбочениться?

      О л ь г а  Ф е д о р о в н а
Когда бы слава голову кружила
Тебе хоть чуточку, пожалуй, можно,
Но ты суров и именно с собой.

                 С е р о в
Присядь же, отдохни. В веселый праздник
Ты наши будни превратила ныне.

       О л ь г а  Ф е д о р о в н а
Нет, дети все, взрослеющие наши,
На выдумки горазды — все в тебя.
А как чудесно танцевал ты польку,
На удивленье всем! При грузном теле
Как навык сохранил, из юности,
Когда резвились с Врубелем у нас
На вечеринках, милых посиделках.

                С е р о в
На ярмарке невест и женихов.

       О л ь г а  Ф е д о р о в н а
Ах, нет, влюбленность все таили страшно,
Как буржуазность, флирт и все такое.
Ведь все учились с увлеченьем, с целью
Служенья…

                С е р о в
                      просвещенью и искусству.

       О л ь г а  Ф е д о р о в н а
Любовь же обнаружилась в разлуке —
Как память о счастливых вечерах,
О юности, столь чистой и чудесной,
Хотя и бедной, и весьма бесправной.
Как сохранил ты память обо мне,
О сироте среди сестер прекрасных,
В разлуке долгой, в странствиях по свету,
В Абрамцеве, среди прелестниц юных, —
Я все поверить не могу?

                С е р о в
                                             Ты ж знаешь,
И я ведь рос, как сирота, один,
Пригретый лаской и заботой всюду;
О ком же было помнить мне среди
Сестер твоих? Тебя нам не хватало,
И, верно, я прирос к тебе душой.

       О л ь г а  Ф е д о р о в н а
Но чем же замечательна была?
Ужель как сирота?

                 С е р о в
                                  Нет, нет, конечно.
Да знаешь ты: мне говорят и пишут,
Какая ты, — слыхала и читала?
Все доброе и верное, чем в жизни
Я с детства окружен был в семьях близких,
Предугадал в тебе и не ошибся.
Добра ты, говорят; какая новость.
Добра ты силой духа — вот где чудо!
Случись бы, в революцию ушла.
А я ведь слаб, мне больно жить на свете,
Особенно теперь у нас в России.
Ты говоришь, я счастлив тем и тем.
Хотя ничем не обойден судьбою,
Не чувствую я этого совсем.
Недаром все насупленный хожу
И слов простых, не говоря, пустых
Сказать мне трудно вслух, и я молчу,
Как в церкви нечего сказать мне Богу.

         О л ь г а  Ф е д о р о в н а
           (поднимаясь со вздохом)
Развеселить тебя не удалось.

                 С е р о в
Да весел я, и мыслей бродит туча,
Как после путешествия в Элладу,
Все с большим погруженьем вглубь времен.